Еврей по собственному желанию

– Бороться ветряными мельницами, ой-вей, эти упрямые евреи хотят бороться с антисемитизмом. Ты слышал, Яша, бороться! «Дон Кихоты», они собираются бороться с ветряными мельницами, бороться с ненавистью, да еще и с беспричинной. Абсурд!

Они сидели в парке на скамейке, под тенью развесистых деревьев, два старика, и играли в шахматы.

Я услышала их разговор, пробегая мимо. Любопытство усадило меня на соседнюю скамейку. Я уселась и пригляделась к ним. Один из них,  Яша, очень напоминал мне отца, сильно кольнуло слегка затянувшуюся рану. Я с трудом удержала слезу.

– Если ты помнишь, Яша, родители тоже верили, что все можно изменить, что это ошибка, что все можно объяснить. Ведь мы ни в чем не виноваты. Чем все закончилось, Яша?

Старики замолчали, углубившись в игру. Второй старик тяжело вздохнул. Яша, смахнув слезу, первым прервал тишину.

– Лева, зачем ты теребишь старые раны? Мы оба потеряли почти всех близких в лагерях, зачем вспоминать об этом? Дай закончить последние дни в тишине и покое.

– Яков, Яков, – с укоризной промолвил Лева, – мы с тобой уйдем, но неужели тебе все равно, что будет с нашими детьми и внуками? Смотри, что творится в мире, мы катимся к новой Катастрофе, причем, очень быстро. А ты, как наши предки, как и сегодняшние молодые, прячешь голову в песок. Мне больно, Яша, и страшно, и я не могу сидеть сложа руки, когда мои любимые дети и внуки могут сгинуть в новом водовороте.

Мое сердце снова заныло: мои дети, мои любимые дети в опасности. Мои родители сами немало пережили. Их рассказы живут во мне. Мои дети уже большие, я не смогу укрыть их своим телом, защитить, спрятать, унести на руках… Три любимых существа. Мне стало холодно и страшно, дико страшно, мне захотелось подойти к этому старику, встряхнуть его и закричать:  «Скажи, что делать?!» Мне почему-то показалось, что он знает, что.

– Ну, и что ты собираешься делать, Лева? – как будто прочитав мои мысли, спросил Яков.

– Залезть на баррикады и орать: «Евреи опомнитесь!» Тогда было несколько таких, их почти что забросали камнями. Мне тоже страшно за внуков, но я не вижу выхода, да и не уверен, что выход есть.

Мне стало еще больнее и страшнее от этих слов. Я открыто подняла умоляющий взгляд на Леву, мое сердце кричало:  «Что же делать?! Что делать?»

– Выход есть. В первую очередь, перестать отрекаться от своего еврейства. В Союзе евреи стремились отказаться от своего еврейства, стереть, стряхнуть. А что мы слышали в ответ? – «Евреи особенный народ». С пеной у рта, отталкивая собратьев локтями,  пытались доказать, что мы как все, а точнее, часть всех. Что говорили окружающие? – «Евреи всегда помогают только своим». Нам не уйти от своего еврейства. У судьбы другие планы…

Судьба! Ой, куда он залез? Я уже почти встала, но что-то остановило меня, и я решила дослушать.

– Вспомни, Яша, скольких гениев мы дали миру. Разве от этого нас стали меньше ненавидеть? Неужели не ясно, что антисемитизм – это всего лишь мешок, который собирал и собирает нас, как орехи, вместе. Да и здесь, в Израиле, разве не антисемитизм нас, евреев  разных стран мира, всех здесь собрал. Ты веришь, что это случайно? Для мира все евреи, где бы они не находились, – это одно целое. Нам нужно перестать отрекаться от себя и действительно начать самим, по собственному желанию, становиться одной семьей…

А ведь действительно, подумала я, как это здорово звучит: «Еврей по собственному желанию!».

Таня Бар